Тайваньские врачи, организующие передачу органов из континентального Китая для своих пациентов, жаловались, что нет системы учета органов, никакого центра китайского банка органов или медицинской карточки донора, никакого учетного штампа для снижения возможности наживы. Так образом возник вопрос: при 62 000 долларов за свежую почку, готовы ли китайские больницы расправиться с каждым телом, попавшим им в руки?
Скептику вначале вызвало утверждение, что органы изымаются у ещё живущих людей. Для сторонников Фалуньгун это даже не странно. Каждый медик знает, что пациенты с большим трудом могут получить ещё живой орган, и каждый торговец трансплантатами подтвердит, что покупатели платят за это больше. До недавнего времени крупные китайские центры по трансплантации открыто рекламировали на страницах интернета использование живых доноров.
Этому помогает то, что в Китае смерть мозга не санкционируется законом; только если сердце перестаёт биться, констатируется наступившая смерть. Это значит, что врачи могут заключенным стрелять в голову, и тут же, пока бьется сердце, изымать органы. Или они могут сделать наркоз, удалить органы, и после окончания операции ввести наркотик, останавливающий сердце — это новейший способ. Все равно как, заключенный казнен, а между делом — изъятие органов. В действительности, по показаниям врачей с которыми я разговаривал в последнее время, изъятие органов у осужденных на смертную казнь — это повседневная реальность.
Настоящей проблемой было то, что обвинения исходили от последователей Фалуньгун — и так уже незапланированным сообществом диссидентов. Они действовали не так, как предводители студентов с Тяньаньмэнь и другие китайские узники совести, ставшие эмигрантами на Западе. Фалуньгун марширует с опознаваемо китайскими барабанами, с корнями, уходящими в духовные традиции сердца Китая. Западным наблюдателям казалось, что общественная работа Фалуньгун содержит некоторые грубые черты коммунистической партийной культуры: последователи склонны к преувеличению, сцены пыток похожи на оперу культурной революции, скорее говорят слоганы вместо фактов.
По разным причинам, иногда с основанием, многие на Западе, стыдясь, часто подвергали сомнениям правдивость свидетельств преследуемых беженцев. В 1939 году чиновник британского министерства иностранных дел, вежливо говоря о большинстве, описал евреев, как возможно не полностью достойных доверия свидетелей. Во время «великого скачка вперед» истощенные беженцы устремились из континентального Китая в Гонконг и плакались о вымерших деревнях и каннибализме. Трезвые западные журналисты игнорировали эти сообщения как субъективные и преувеличенные.
Причитания последователей духовного движения учитываются по-видимому ещё меньше, чем свидетельства крестьян или евреев. Когда практикующие Фалуньгун привели общественности показания жены врача, которая утверждала, что её муж, хирург, удалил тысячи глазных роговиц практикующих в одном северо-восточном госпитале под названием Суцзятунь, обвинение было принято с осторожным скепсисом в общине диссидентов и почти полным молчанием со стороны западной прессы (за исключением этого издания и National Review).
Когда последователи Фалуньгун инициировали подробное расследование, канадские адвокаты Килгур и Мэйтас, составили отчет о собранных фактах. Отчет содержит в себе записи телефонных разговоров, в которых китайские врачи подтверждают, что доноры органов — молодые, здоровые люди, практикующие Фалуньгун; письменные показания последователей из Китая о пережитом в заключении; буквальный взрыв трансплантации органов клиентам со всего мира, при сроках ожидания на степень совместимости в одну неделю (в большинстве стран пациенты ждут больше года), при постоянно повышающихся цифрах арестованных последователей Фалуньгун. В заключение Килгур и Мэйтас провели сравнение количества смертных казней в Китае (по данным интернациональной амнистии (Amnesty International) в общем стабильное) с числом трансплантаций. Получилось расхождение в 41 500 случаев в течение пяти лет.
Этот отчет никогда не был опровергнут по пунктам, все-таки большинство правозащитников сохранило дистанцию. Поскольку обвинения последователей Фалуньгун были подозрительны, были подозрительны также их защитники. Врачи-трансплантаторы, которые свидетельствуют, что у них в подвале доноры, практикующие Фалуньгун? Они просто сказали то, что хотели бы услышать потенциальные покупатели органов. Письменные показания практикующих? Они были подготовлены активистами. Возрастание числа трансплантаций? Может быть просто манипуляция цифрами. Разница между количеством смертных казней и трансплантаций? Как спросил меня один признанный правозащитник, почему Килгур и Мэйтас воспользовались данными по смертным казням Amnesty International, которые утверждают, что число смертных казней в последние десять лет осталось постоянным? Даже Амнистия признает, что число может быть сильно занижено. Может быть и нет никакой разницы.
И в заключение, почему не выступили действительные свидетели, врачи или медсестры, которые в действительности оперировали практикующих Фалуньгун? Адвокаты-правозащитники приводят аргументы, что без таких доказательств (хотя и личная достоверность, даже и со свидетельскими документами, может быть также подвержена сомнению) нет основания относится к этой истории всерьез. Также не было достаточных оснований для президента Буша упомянуть в своей правозащитной речи во время олимпийских игр о насильственном изъятии органов.
Критики указали на правовые дискуссионные пункты. Это же сделало и правительство Китая: дерзко, после признания в 2005 году изъятий органов у обычных осужденных на смертную казнь узников, и после предвиденного опровержения извлечения органов у последователей Фалуньгун, Пекин издает в июле 2006 г. закон, запрещающий продажу органов без согласия донора.
Произошло три события. Снабжение органами оскудело. Цены удвоились. И трансплантации продолжились. Если только не произошла драматическая культурная перемена, когда по итогам китайских исследований 2004 года, только у 1,5% пересаженных почек донорами были собственные родственники пациентов, продаваемые органы должны иметь какой-нибудь источник. Мы предположим, что это заключенные — так думают тайваньские врачи — и используем теорию, что новый закон был сигналом: берите согласие у доноров и закончите пока изъятие органов у последователей Фалуньгун.
В одном пункте критики были правы: точность — это иллюзия. Никакой записанный разговор с врачом из Китая не опровержим. Все свидетели из Китая имеют разные мотивы. И никакое число из Китая, также и из последнего абзаца, не может быть рассмотрено, как точное.
Действительно можно заметить, что общее расследование находится в самой начальной, если не сказать примитивной фазе. На самом деле мы не знаем размах происшествий. Припомним 1820 г., когда множество врачей, ученых и хобби-исследователей ископаемых из одного высказанного предположения и целой кучи изломанных костей хотели сделать рациональное заключение. Только спустя 22 года английский палеонтолог создал понятие «динозавр», «ужасная ящерица», только тогда современные исследования этих вымерших креатур серьезно продвинулись. Те из нас, кто исследуют насильственное извлечение органов у недобровольных доноров в Китае, похожи на этих прежних охотников за динозаврами. Мы даже не работаем в тесном сотрудничестве. Мы все ещё ждем, чтобы выступил хотя бы один врач, который провел насильственную кражу органов у узников совести. Пока этого не произошло, это правда, что у нас даже нет и костей динозавра. Но у нас есть следы. Тут я изложу несколько, которые я нашел.
Цюй Яняо, китайский специалист с тремя дипломами магистра, которая говорит очень отчетливо. Она также первая из беженцев, описавшая медицинское обследование направленное «исключительно на органы». Цюй сбежала в прошлом году в Сидней. Как заключенная в Китае в июне 2000 года, она отказалась от «перевоспитания» и от подписи под отказом от практики Фалуньгун. В итоге она была заключена в исправительно-трудовой лагерь. Здоровье Цюй было хорошим, хотя из-за голодовки она потеряла в весе. По причине образования и положения в обществе Цюй ей сохраняли здоровье. Китайская полиция старалась избегать смертных случаев в заключении — меньше писанины, меньше вопросов. Так предполагает Цюй.
Цюй было 35 лет, когда её и ещё двух практикующих полицейские сопровождали в больницу. Цюй вспоминает, что у нее взяли большое количество крови, потом рентген грудной клетки и анализы. «Я не знала точно, почему они делали это. Они ощупывали разные места... низ живота, печень». Она уже не помнит, сдавала ли она тогда мочу на анализ, но врачи светили ей в глаза, исследуя роговицу.
Просил ли врач её следить глазами за движением света или проверял зрение? Нет. Он проверил только роговицу, и не проводил обследований моторных функций. И вот оно: никаких постукиваний по колену, ощупываний лимфоузлов, обследований ушей, рта, или половых органов: врач проверял только её возможные для продажи органы, и больше ничего.
В то время как у меня в некоторые моменты нашего интервью по спине пробегал холодок тихого ужаса, казалось что Цюй, как и большинство хорошо образованных собеседников, сначала совсем не понимают, о чем говорят эти вопросы. Многие заключенные сохраняют ощущение «тут этого не может произойти». «Я слишком важен для того, чтобы меня уничтожили» — это мантра выживших. Во время проведения большинства тут приведенных интервью, опрашиваемые не имели ясного понятия о причине моих вопросов и о «правильных» ответах, хотя им известно об изъятии органов.
Практикующим Фалуньгун не позволено лгать. Это не значит, что они этого не делают. В процессе моих интервью я услышал некоторые непоследовательности. Не потому, что они были «обработаны», а потому, что они пережили травму. Преднамеренные искажения наверняка — очень редки. Наилучшая возможность предупредить ложные свидетельские показания — это проводить продолжительные интервью сидя.
(продолжение следует)
Этан Гутманн. Великая Эпоха