Профессор Университета Гонконга Карстен Хольц ставит этот вопрос, при этом не исключая себя самого. Для него Коммунистическая партия Китая (КПК) соответствует определению слова «мафия» по словарю Вебстера (Webster’s Lexikon): «Тайное сообщество, характерное всеобщей враждебностью по отношению к закону и правительству».
Что сказал бы Конфуций о «гармонии» Китая, при 200 беспорядках в день? Фото: Tina Siemens/pixelio.deЛюди с высшим образованием, имеющие отношение к Китаю, включая автора этой статьи, заняты тем, чтобы удовлетворить китайскую компартию — иногда сознательно, чаще неосознанно. Стимулом этому служит желание приспособиться, и мы делаем это различными способами: вопросами исследований, которые мы ставим или не ставим; фактами, о которых мы сообщаем или их игнорируем; оборотами нашей речи и тем, чему и как мы учим.
Иностранные ученые должны сотрудничать с китайскими учеными, для сбора информации и совместного оформления исследовательских работ. Исследования проводятся только приемлемым для партии способом, и их содержание ограничивается только политически приемлемыми вопросами. Для китайских ученых это само собой разумеется. И некоторые западные ученые также соглашаются с этим.
Даже если китайские ученые проводят исследования самостоятельно, они ограничены таким же образом. Некоторые западные ученые-востоковеды имеют родственников в Китае. Другие владеют там квартирами. Те эксперты по Китаю, для которых китайский язык не родной, учили китайский язык годами, и построили свою карьеру на этой большой инвестиции. Мы получаем прибыль от наших связей в Китае, чтобы сохранить доступ к информации, мы защищаем эти контакты. Все счастливы. Западные читатели из-за актуальной ситуации с точки зрения науки, мы сами из-за наших профессиональных успехов, и партия, потому, что мы делаем ей рекламу. Китай неповторим в своей способности стимулировать ученых на общий путь: нельзя раздражать партию.
Что произойдет, если мы не будем участвовать в игре, всем очевидно: мы не найдем китайских сотрудников. Если мы в пределах наших исследований в Китае проводим работу, мы наталкиваемся на трудности. Ли Шаоминь, доцент института маркетинга Университета Гонконга и гражданин США, провел 5 месяцев в китайской тюрьме по причине «угрозы общественной безопасности». По его мнению, его преступлением были критические взгляды на политическую систему Китая, посещения им Тайваня, использование тайваньских денег для проведения исследований в политически чувствительных вопросах, и его банк исследовательских данных в Китае. Университет не оказал ему никакой поддержки, и после освобождения он устроился как доцент в Олд Доминиен Университет в Вирджинии. Можно только представить, какое воздействие на психику может оказать пятимесячное пребывание в руках китайской тайной полиции, и какие методы применяла партия, чтобы заставить замолчать господина Ли. Этот сигнал не прошел незаметным для ученых Гонконга.
Конечно, может быть, что исследователи Китая в разных отраслях не одинаково затронуты. Экономисты и политологи, скорей всего, часто и сильно ограничиваются партией. Но даже социологи и этнографы могут коснуться запретной зоны, если они исследуют интернет или культуры этнических меньшинств.
Наша самоцензура принимает много форм. Мы ставим вопросы, которые важны на Западе, а не в Китае. Мы пробуем определять рентабельность государственных предприятий (SOEs) основными экономическими факторами, хотя имело бы больший смысл — качеством организации предприятия (которое составлено собственноручно «организационным отделом партии») или политическими ограничениями, с которыми конфронтируют предприятия, или определять с помощью политических и бюрократических каналов, которыми предприятия связаны со своими владельцами, служащими, поставщиками и покупателями. Но как можно собирать систематические сведения о влиянии партии на производительность государственного или государством контролируемого предприятия, если это обычно дела, о которых никто на предприятии не говорит?
С течением времени мы говорим об экономических учреждениях и их развитии, как если бы это были учреждения на западе. Многочисленные определения «управлению ценами» централизованно и на местах дают служащим далеко идущие права и возможности мешать процессу ценовой фиксации. При этом мы признаем официальную статистику, которая показывает, что 90 процентов всех цен определяют рынок, как торговые цены. Мы не ставим под вопрос значение слова «шичан» (shichang), которое переводится как «рынок», но предполагаем, что оно имеет то же значение, что и на Западе.
Также мы можем применить аспект китайского общественного права, которое компартия даже не упоминает, хотя она, возможно, все ещё имеет решающее слово на предприятиях, организованных согласно общественному праву. Только если копать глубже, можно найти однозначные доказательства: комитет партии и правительство провинции Шаньси потребовали в 2006 году в одном общем циркуляре, чтобы партийные ячейки участвовали во всех больших решениях предприятия на всех государственных предприятиях (включая «фирмы»); этот циркуляр требовал также, чтобы во всех провинциальных государственных предприятиях председатель наблюдательного совета предприятия и секретарь партии были принципиально одним и тем же лицом. На национальном уровне руководители 50 крупнейших предприятий — предприятий, которые осуществляют инвестиции во всем мире — названы напрямую политбюро КНР. Экономисты не спрашивают, что это значит, когда центр партии руководит все большим количеством предприятий и США и Европе.
Губернатор и секретарь партии китайского центрального банка Чжоу Сяочуань (Zhou Xiaochuan) пишет подробно на китайском языке о «всеобъемлюще набирающей скорость работе центрального банка» базируясь на «трех представительствах» (партия представляет «прогрессивные производительные силы, прогрессивную китайскую культуру и основные интересы китайского народа»). Стиль и способ, которым он описывает эти три представительства как «руководящие макроэкономической политикой», противоречит каждой западной концепции логики. И все-таки мы относимся к этой личности всерьез, как будто имеем дело с управляющим одного из западных банков, как если бы центральный банк Китая действительно осуществлял валютную политику, и как если бы каналы, по которым осуществляется валютная политика в Китае, также и воздействие валютной политики на экономику, были бы как на Западе.
Наивны ли мы? Или мы вправе игнорировать жизнь управляющего центрального банка как секретаря партии? Исключаем ли мы неосознанно что-то, что мы не понимаем, или мы не хотим это видеть, потому что оно не вписывается в наши прекрасные западные экономические концепции?
В многочисленных статьях рассуждают о возможных экономических причинах роста разницы в доходах населения Китая. Мы игнорируем тот факт, что среди 3220 китайских граждан, обладающих личным состоянием от 100 миллионов юаней (13 миллионов американских долларов) или более, 2932 составляют дети высших кадровых работников компартии. Главные посты в пяти индустриальных секторах — финансы, внешняя торговля, освоение земель, машиностроение и ценные бумаги — заняты от 85 до 90 процентов детьми важных кадровых работников.
С введением каждого нового элемента реформ и перемен обогащаются кадровые работники: двухполосная система цен, подложные кредиты, разрушение стоимости имущества, проводимое предприятиями принадлежащими государству (SOEs), использование не по назначению средств инвестиционных компаний и частных пенсионных счетов. Абсолютно незаконный передел сельскохозяйственных земель под городские, что часто называется «систематическим ограблением» местных «лидеров». Местные кадровые работники инвестировали большие суммы в маленькие, ненадёжные угольные шахты, которые собственно должны быть закрыты, и никто не знает, как они получат назад свои доли этих предприятий.
Исследования определяются общим недостатком информации об экономике. Статистика по определенным актуальным вопросам составляется национальным статистическим управлением по особому запросу центрального комитета партии и государственного совета. Вероятно, ничего из этой информации не становится доступным общественности. Качество опубликованных статистических данных сопровождается большим вопросительным знаком. Вне официальной статистики правительственные отделения собирают и контролируют внутренние сведения на всех уровнях. Опубликованные данные похожи на пропаганду — обрывки сведений, изданных с завуалированной целью. Учёные-экономисты Китая находят решение в том, чтобы провести стерильные исследования и разработать абстрактные модели на основе приятных предположений — от здоровой конкуренции, получение максимальной прибыли при соответствующей продуктивной технике, увеличение бюджета потребителей, учитывая потребление и в зависимости от финансовых ограничений, и т.д.… Насколько это расскажет нам о Китае — остается неясным.
Другие экономисты, работающие с Китаем, открыто принимают услуги партии. Мы можем пользоваться нашими связями, чтобы вступить в контакт с руководящими кадрами. Местные правительственные учреждения и комитеты партии могут пригласить нас в гости для наших исследований. В одном случае местный комитет партии оказал помощь тем, что мне была предоставлена машина, один партийный кадровый работник и местный правительственный служащий были в моем распоряжении. Они водили меня к руководителям предприятий, которые предположительно, давали правильные ответы на вопросы. Оказывающие мне прием предлагали мне большую поддержку, но в итоге я работал в тех рамках, в которых находились и работали они (это был единственный исследовательский проект, который я не довел до конца). Кроме того, попавшие в эту среду и берущие интервью у кадровых работников становятся неосознанно не только инструментом партии, но также инструментом во внутриведомственных перебранках.
Оформление нашей речи соответствует картине, предписанной нам партией. Не опишет ли определение «тайного общества, характерного отношением всеобщей враждебности по отношению к закону и правительству» точно скрытность действий партии, её неограниченную власть над законом и её тотальный контроль над правительством? В словаре Вебстера (Webster’s New College Dictionary) это — определение мафии.
Мы говорим без соотнесения к китайскому «правительству», хотя больше чем 95% «кадровых работников руководства» — это члены компартии. Настоящее руководство осуществляется руководящими кадрами в их позиции, как членов комитета партии; сотрудники министерства членов правительства практически идентичны с персоналом отделения партийной организации; штаб контролирующего министерства практически идентичен с персоналом дисциплинарной комиссии партии; и персонал центральной комиссии военных сил Китайской Народной Республики — это на 100% руководящий персонал комиссии военных сил коммунистической партии Китая.
Терминология партии — или мафии — проникает в наши публикации и преподавательскую деятельность. Мы не спрашиваем, коммунистическая ли КПК, народные ли конгрессы народа, освобождает ли народная освободительная армия народ или подавляет его, также не все ли судьи назначены партией и ей послушны. В соответствии с определением партии мы говорим об «инциденте на площади Врат Небесного покоя», в то время как непосредственно после событий 1989 г. мы называли их «Бойней на площади Врат Небесного покоя», назвать это тогда инцидентом мы посчитали бы демонстрацией покорности партии.
Какой западный учебник о политической системе Китая объясняет, как в действительности происходят выборы и назначение по факту правительственных чиновников и делегатов парламента самой партией — и какой учебник указывает на то, что этот процесс отличен от нашего определения политической партии, правительства и парламента на Западе? Тем, что мы следуем указаниям партии тогда, когда даем фальсифицированным китайским имитатам имя западных учреждений, мы одобряем действия компартии. Мы не готовы даже назвать КНР тем, чем она называется в его собственной конституции — Диктатурой (это «демократическая диктатура народа, управляемая классом рабочих и базирующаяся на союзе рабочих и крестьян, которая по сути является диктатурой пролетариата»).
Кто описывает систематическую продажу руководящих постов китайского правительства и комитета партии? Публично известный объем продажи постов оставляет не большие возможности для интерпретаций. Господство мафии и её кодекс неразглашения должны быть невообразимо могущественными, чтобы продавцы позиций в правительстве не имели опасений.
В Китае принимается как норма то, что в действительности ненормально. Хакеры собирали входящие электронные письма сотрудника факультета Университета Гонконга с сервера Университета, пока не были обнаружены в июне 2005 г. из-за того, что случайно удалили электронные письма. Хакеры действовали с трех интернет-адресов провайдеров из континентального Китая, и все три IP-адреса принадлежали государственным телекоммуникационным фирмам. Внутри Китая сотрудники общежитий для иностранных студентов являются сотрудниками службы безопасности. Они ведут слежку за иностранными студентами и ведут дело на каждого их них. В одном из Шанхайских институтов трехкратное введение слов «Цзян Цеминь» в поисковую машину компьютера ведет к автоматической блокаде этой поисковой машины для всего кампуса. Ходят слухи, что партия задействует десятки тысяч полицейских в интернете. Телефоны прослушиваются, если не ведется запись. Электронная почта фильтруется и иногда не доставляется. Кто тогда не будет инстинктивно избегать думать и делат то, чего не хочет партия?
Партийная пропаганда проникла глубоко в наше мышление. Важность «социальной стабильности» и, на сегодняшний день — «гармоничного общества», безоговорочно принимаются как важные для Китая. Но действительно ли общественно стабильна и гармонична страна с ежедневно более 200-ми случаями социальных протестов? Или термин «общественно стабильный» обозначает не более чем подчинение господству мафии?
«Местное правительство плохо, центральное правительство хорошо» — ещё одна банальная пропаганда, которая вслепую принимается иностранными исследовательскими обществами, определяет и контролирует исследовательские вопросы. Но если рассматривать партию как мафию, тогда не нужно подтасовывать факты и исследовать вне науки, что свидетельствует о том, что центр скрывает свое довольно ужасное второе лицо, и делает это неизбежно с определенной целью.
Мы видим «Цели» — успешное проведение реформ — и не ставим под вопрос «Пути». Мантра развития партии принимается как самая важная цель для страны и единственная мера успешной реформы. Никто не оглядывается на политические механизмы, которыми достигается успех. Мафия хорошо управляет Китаем, тогда зачем беспокоится о том, как это происходит и какие «побочные явления» проявляются?
Само собой разумеется, что мы знаем о трудовых лагерях, в которых люди исчезают без судебных процессов, о пытках, применяемых государственными службами безопасности и об отношении к Фалуньгун, но мы продолжаем наши «чистые» исследования и учения. Мы игнорируем, что политическая система Китая виновна в голодной смерти 30 миллионов людей во время большого скачка вперед, и в убийствах от 750 тысяч до 1,5 миллионов во время культурной революции. Что может заставить западных ученых разобраться и дважды подумать, с кем они собрались в постель?
Если люди с высшим образованием не сделают этого, то кто же тогда? Не мировой банк и другие интернациональные организации, потому что они получают прибыли от контактов с Китаем. Их банковские отношения зависят от дружеской кооперации с компартией, и фактическое требование для их совместных исследований — чтобы их отчеты и публикуемые данные были одобрены партийной цензурой. Также не аналитические отделы банков инвесторов с Запада, так как доходы этих банков, возможно, зависят от сделок с Китаем.
Важно ли все это? Это важно, если ученые-китаеведы игнорируют политический контекст, в котором они работают, и политические ограничения, которые формируют их работу. Это важно, если мы представляем Китай Западу таким, как указывает председатель партии, мы поставляем ограниченные ответы на наши самоцензированные исследовательские вопросы и предлагаем стерильно чистую картину политической системы Китая.
С позиции покупательной способности экономика Китая превзойдет США в 2008 или 2009 году. Китай — это страна, в которую все более вплетается западная экономика: четверть китайской индустрии находится в иностранном владении, и мы предоставлены китайской продукции дешевых товаров широкого потребления. В итоге наши пенсии, инвестированные в мультинациональные концерны, которые производят продукцию все более в Китае, зависят от продолжения экономического подъема Китая. Но понимает ли Запад эту страну и её властителей? К какому сроку и какими каналами руководство компартии с её особенными взглядами на гражданские права и права человека начнет влиять на наш выбор политических организаций и политических свобод на Западе (как оно уже повлияло на научные исследования и учения)? И в каком масштабе виновны эксперты по Китаю, поставив собственную рисовую чашку выше честного мышления и создания честных ученых трудов?
Автор Карстен Хольц (1964 г.р.) — научный экономист и профессор факультета социологии Университета науки и техники Гонконга. Статья была опубликована под английским названием «Have China Scholars All Been Bought?» в апреле 2007 в издании Far Eastern Economic Review.
